ОТ ПУЛТУСКА ДО ПРЕЙСИШ-ЭЙЛАУ
Книга Александра-Морозова

Зимняя кампания русской армии в Польше и Восточной Пруссии 1806-1807 гг. и сражение при Прейсиш-Эйлау 26 января 1807 года.


Группа автора
"В контакте!"
Отзывы, общение


ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА I

ГЛАВА II

ГЛАВА III

ГЛАВА IV

ГЛАВА V

ГЛАВА VI

ГЛАВА VII

ГЛАВА VIII

ГЛАВА XIX

ГЛАВА XIII

ГЛАВА XIV

ГЛАВА XV

ГЛАВА XVI

ГЛАВА XVII

ГЛАВА XVIII

ГЛАВА XVIII

ЭПИЛОГ
 


 

ГЛАВА IV
НАЧАЛО ВОЙНЫ. ИСКУШЕНИЕ ГЕНЕРАЛА ФОН ЛЕСТОКА.
ПЕРВЫЕ СТЫЧКИ У ВИСЛЫ. СТАРЫЙ МЕЧ ЕКАТЕРИНЫ
 Польская кампания Наполеона, битва при Прейсиш-Эйлау, Война 1806-1807 гг.
Наполеон в Польше. Картина художника Яна Хельминского
Ни русские, ни французы не имели четкого плана будущей кампании, которая, де факто началась, когда Наполеон 13 ноября отдал приказ корпусам Ланна, Ожеро и Даву выдвинуться к Висле, причем Ланн двигался в авангарде. С ними следовала часть кавалерии Мюрата.
С первых же миль французам пришлось столкнуться с новой польской реальностью, когда, по словам Ланна, "грязь доходила лошадям по брюхо". Пехота, повозки, кавалерия, вынужденные следовать теми же непролазными дорогами, медленно ползли вперед - вся эта людская и конная масса, растянувшись на марше, текла по левому берегу Вислы. Другая сторона была пока не доступна, там, за разобранными мостами, пока еще отсиживались пруссаки.
Сам Император все еще оставался в Познани, полагая, и не без основания, что воевать зимой ему не придется. Польша рукоплескала его войскам, Пруссия лежала у его ног и, словно в подтверждении, что дальнейшего сопротивления не предвидится, Ланн донес, что в укрепленном монастыре Ченстохова ему без боя сдался весь гарнизон - 500 прусских солдат под командованием майора Гундта. Наполеон напутствовал его встречной депешей, где, в частности, высказал убеждение, что "русские еще далеко и малочисленны".
Одновременно Император отправил генерала Дюрока ко двору Фридриха-Вильгельма III, предъявить новый ультиматум по капитуляции, дипломатично называя его "предложением к перемирию". В нем, помимо прежних требований огромной контрибуции и прочих унизительных пунктов, предлагалось сдать все, еще не спустившие флаг крепости - всего 9, включая Данциг, передать под французский контроль всю Польшу и часть Восточной Пруссии, оставив за собой лишь Кенигсберг с окрестностями.
Дюрок выехал с этим поручением из Познани 16 ноября, не зная, что в тот же самый день русский генерал Беннигсен прибыл в Варшаву, чтобы лично оценить обстановку. Сюда также подошла одна из его дивизий, 6-я, генерала Седьморацкого. Правда она остановилась в Праге - так называется старая часть города на правом (в данном случае - восточном) берегу Вислы. На левый берег переправился лишь авангард - отряд легкой кавалерии под командованием полковника Юрковского. В самой Варшаве стоял гарнизон пруссаков генерала фон Плётца из корпуса Лестока: 2 эскадрона кирасир, 5 батальонов пехоты и конная батарея.
Далее Беннигсен не продвинулся, получив первые сведения о движении французов к Варшаве - Ланн 17 ноября подошел к Торну, где находилась удобная переправа через Вислу, мост, длиной 660 м., несколько секций его оказались разобраны пруссаками, занимавшими противоположный берег. Французы установили на своей стороне батарею и произвели короткую демонстративную бомбардировку города, после чего маршал послал парламентера с предложением сложить оружие и открыть ему переправу. Престарелый Лесток (на тот момент ему было под семьдесят), чья штаб-квартира и главные силы корпуса находились здесь же, согласился на встречу - она состоялась на небольшом острове посреди реки.
Если полистать мемуары Беннигсена, то в воображении читателя Антон Вильгельм фон Лесток предстанет в образ седоусого, закаленного в боях рыцаря без страха и упрека, который несмотря на посулы и увещевания врага в лице, сначала посланного к нему генерала Викт
о́ра, а затем и лично Ланна, "оставался при своем твердом намерении защищать вверенное ему место". (3)*
На деле же прусский генерал был растерян настолько, что, доносил Ланн Императору, сообщил ему численность своих войск в Торне, где на тот момент, с его слов, находилось "2 батальона в городе и 6000 в окрестностях", а также, он искренне надеется на скорое заключение мира, в коем только и видит спасение Пруссии. Касательно же русских, о них "вообще, не может быть речи, он даже не знает, где они находятся".
(5*)
В знак своего радушия Лесток даже предложил французским генералам посетить город. Однако тем не пришлось воспользоваться столь заманчивым предложением. Едва вернувшись в свой лагерь, старый пруссак вдруг кардинально переменился. Причиной тому стало, надо полагать, влияние его высших офицеров, но, особенно, прибывшего накануне к войскам другого генерала - Герхарда фон Шарнхорста. В то время он еще не был исторически громкой, хрестоматийной фигурой, будущим реформатором прусской армии, хотя уже обладал известностью и влиянием. Можно предположить, что читатель скорее знает о потопленном во время Второй мировой войны немецком линкоре "Шарнхорст", чем о том, чьим именем он был назван.
Герхард фон Шарнхорст приобрел авторитет еще до войны, преподавал военную теорию в берлинской академии, организовал небольшой офицерский клуб, где обсуждались вопросы стратегии и тактики, и пользовался личным расположением короля, даровавшего ему графский титул. После сражения при Йене, он отступал вместе с отрядом Блюхера, с ним же угодил в плен. Счастье, однако, ему все же улыбнулось - именитых пленных удалось быстро выменять и начало зимней кампании Шарнхорст встретил с новым назначением - в корпус Лестока, где он, технически возглавил штаб, фактически же был глазами и ушами Фридриха-Вильгельма
III и проводником его воли. Под давлением этого "серого кардинала", вставшего у него за плечами, едва вернувшись после переговоров с Ланном, Лесток не только взял обратно свое приглашение французам посетить Торн, но и проявил не свойственную ему прыть, выслав ночью на лодках к другому берегу батальон своих фузилеров, они разломали и сожгли плоты и понтоны, уже было заготовленные для переправы. Прусские и немецкие историки до сих пор спорят, чья заслуга в том, что последний прусский корпус остался верен своему флагу - непосредственно его командира или, стоявшего за ним тенью, его более молодого начальника штаба.
Генерал Антон Вильгельм фон Лесток  Генерал Герхард Йоган фон Шарнхорст
Прусский генерал Лесток, война 1806-1807 годовПрусский генерал Шарнхорст, зимняя кампания 1806-1807 годов
Тем и закончилось двухдневное топтание Ланна у Торна. Поняв, что здесь он только теряет время, маршал продолжил свой поход к Варшаве.
Чтобы достичь польской столицы
французом потребовалось еще почти неделя. Столь поразительная медлительность объясняется не только, и даже не столько плохими дорогами, а двумя факторами. Первый, от которого страдали обе армии - нехватка продовольствия, доходившая до голода, что ни день, то французам приходилось разбивать бивуак, рассылая повсюду фуражиров.
Вторая причина, более весомая,
политическая - до возвращения Дюрока Наполеон все еще надеялся избежать новой большой войны. Его посланец, искавшей встречи с королем, прибыл сначала в крепость Грауденц, где намечалась встреча Фридрихом-Вильгельмом III, а затем проследовал в глубь территории, уже занятой русскими войсками, и только 21-го ноября, глубоко в тылу, в Остероде, наконец смог передать французский ультиматум. Но король, вместе с королевой Луизой и остатками своего двора, уже был на пути в Мемель. Все, чего добился Дюрок - это встретился в Остероде с генералом Калькрейтом, сообщившим ему решение прусского военного совета - Пруссия продолжит борьбу!
С этими неутешительными новостями Дюрок повернул обратно, вернувшись в Познань, где все еще находился Наполеон, лишь 24 ноября.
Дюрок принес не только ответ Кал
ькрейта, но и сведения, что русские дивизии, которые он сам видел на марше во время своего путешествия, сосредотачиваются у Вислы. Только тогда Великая Армия пришла в движение. Правда, Наполеон все еще осторожничал, решив пока ограничиться захватом Варшавы, не ввязываясь в зимнюю войну, чреватую столькими трудностями и проблемами. Корпуса Нея, Даву, Сульта, Бернадота и 2-й кавалерийский (его формирование еще не было завершено), Бессьера тоже получили приказы подтянуться ближе. Скорый на решения, Император сразу же разработал и план, достаточно простой: в то время, как Ланн и назначенный ему в помощь Даву возьмут Варшаву, остальные корпуса (из них пока лишь Ожеро находился на подходе) по мере их прибытия должны переправиться через Вислу у Торна - последний, как он предвидел, противник, дабы избежать окружения, сам оставит, когда польская столица окажется в руках французов.
Кавалерия Мюрата поддерживала
Ланна, Даву и Ожеро, конница Бессьера - другие корпуса.
Зайдя
, таким образом, во фланг русским, Наполеон надеялся убить двух зайцев одним выстрелом: отрезать противника от Кенигсберга, и, под угрозой окружения, заставить его отступить без борьбы, очистив всю Польшу и Восточную Пруссию. Это дало бы возможность Великой Армии перезимовать на зимних квартирах, а уже с весной, либо возобновить военные действия, либо к тому времени Франция добьется таки мира на своих, выгодных ей условиях.
С этого момента события стали понемногу набирать оборот: на следующий день после того, как Дюрок привез ему отказ пруссаков от перемирия, то есть, 25 ноября, сам Император с гвардией покинул Познань, а 26 ноября произошла первая встреча русских и французов, на дальних подступах к Варшаве
. На дороге, недалеко от села Сохачев авангард Ланна столкнулся с русскими, дозорным отрядом Юрковского: 5 эскадронов Александрийского гусарского полка, 2 эскадрона прусских кирасир, несколько сотен казаков и 2 орудия конной артиллерии. Поначалу, увидев, как из Сохачева выдвинулся конный разъезд, гусары атаковали его, но, обнаружив, что за дозором следуют крупные силы пехоты и кавалерии, Юрковский повернул назад и увел свой отряд в Варшаву. Потери русских составили 26 человек - первые боевые потери в начавшейся войне. Тогда еще никто не предполагал, какой она станет затяжной, тяжелой и кровопролитной для обеих сторон.
В русском штабе относительно будущей кампании
не просматривалось какого-либо единства во мнениях. Наступательные действия даже не предполагались. В письмах Беннигсену Александр I рекомендовал держать оборону, прикрывшись с юга Вислой, а с запада - рекой Древенц, то есть, в треугольнике, составленном руслами этих рек, левой оконечностью которого являлась бы Варшава. Однако Беннигсен в ответных письмах уклонился от этих советов, хотя при нем в армии находились несколько важных персон, обо всех его решениях непосредственно доносивших в Санкт-Петербург. Первым был "дежурный генерал" граф Пётр Толстой (см. главу I), кроме него в свите Беннигсена состоял дипломат граф Карл Нессельроде, а для связи с прусским королем был назначен императорский адъютант Александр Бенкендорф. Нам он известен больше, как человек, в будущем возглавивший одиозное "Третье отделение". Но во время описываемых событий это был всего лишь статный, видный собой, молодой (всего 24 года) офицер - императорский адъютант. Нам он в данном случае интересен тем, что оставил любопытные мемуары и мы еще не раз к ним обратимся. 
Царь, наученный горьким опытом своего аустерлицкого похода,
однако, не настаивал на слепом выполнении своих рекомендаций, а все трое его представителей предпочитали нейтральную позицию и не пытались вмешиваться в руководство войсками. Тем самым Беннигсену пока давалась свобода в принятии решений, чем он и воспользовался. У всех еще свежа была в памяти прошлогодняя капитуляция австрийской армии Макка при Ульме, и Беннигсен, полагал, что, если он сосредоточит свои войска между Вислой и Древенцом, то угодит в аналогичный капкан. Эта позиция не годилась и тем, что прикрывала Кенигсберг, но открывала дорогу в Россию. Более того, русский командующий считал, что и на Висле, из за ее большой протяженности, ему, с его 4 дивизиями против всей Великой Армии не удержаться, что он и указывает в своих мемуарах. Да и командующим, как таковым он не являлся, вся его реальная власть простиралась лишь над его собственным корпусом, в то время как второй, Буксгевдена, находился в нескольких переходах от будущего театра военных действий и хотя формально был ему переподчинен, между генералами царили вражда и соперничество.
Существовало еще одно обстоятельство, побудившее, русских в конце концов, отойти за Вислу - отсутствие провианта. Даже единственная, стоявшая в Варшаве 6-я дивизия Седьморацкого не смогла, в том хаосе и неразберихе, воцарившемся на еще подконтрольной прусской власти территории, получить от прусского коменданта продовольствия, хотя варшавские военные склады ломились от всевозможных припасов. Также страдал отряд Барклая, оберегавший переправу у Плоцка.  Дело дошло до того, что Барклай и его офицеры вынуждены были покупать еду для солдат у местных еврейских торговцев - сами поляки провиант прятали и даже продавать его русским отказывались.
Расположение армий к началу декабря 1806 г. Переход французами Вислы и отступление русских к Пултуску. © Авторская реконструкция - А.М.
От Пултуска до Прейсиш-Эйлау, книга Александра Морозова, карта движения войск
Совокупность всех этих причин побудила Беннигсена отдать приказ об отступлении за Вислу. Опорой своей позиции он выбрал Пултуск, что определялось его удобным
стратегическим положением - от французов его отделяли три естественных водных рубежа: реки Буг, Вкра и Нарев. Осень 1806 года и наступавшая за ней зима выдались на редкость мягкими температура держалась около , обе реки еще не покрылись льдом. За Пултуском, в Остроленке, находились и армейские продовольственные склады, как тогда говорили - "магазин". Поэтому, объяснял свое решение генерал:

"Я расположил теперь свою армию на тесных квартирах в две линии таким образом, что в двое суток все отряды могли быть соединены вместе под Пултуском, на правом берегу Нарева. Резерв в 12 батальонов был расположен близ города вдоль этой реки".
(3)*

Первую линию, согласно этой диспозиции, составляли войска, занявшие дальние подступы к городу, вдоль
реки Вкра, прикрыв наиболее удобные переправы. Таких переправ было две: первая - у Чарново, где расположился граф генерал Остерман-Толстой с частью сил своей 2-й дивизии, вторая - между селами Сохочин и Колозомб, куда отошел от Плоцка Барклай с его отрядом, состав которого остался без изменений.

Отступление наших войск на новый рубеж произошло без выстрелов. Прусский корпус Лестока, уведомленного об отступлении русских, также оставил свою позицию у Торна и отошел к Страсбургу. Не известно по каким причинам пруссаки так и не разрушили находившийся здесь большой мост, французские саперы быстро восстановили несколько его разобранных секций. Ожеро не преминул им воспользоваться и вскоре головные части VII корпуса начали здесь переправу, в то время, как Ланн, за которым шел Даву, продолжал следовать к польской столице и 24-25 ноября французы, под рукоплескания горожан, вошли в Варшаву.
Вступление французских войск в Варшаву в 1806. Иллюстрация XIX века.
Napoleon_in_Warsaw_1806
В ожидании своего Императора маршал Ланн разместил корпус в городе, заняв и правобережный район, Прагу, дав войскам отдых.
Огромные прусские военные склады, к которым русские так и не получили ключи, достались ему со всем их богатым содержимым.
В последующие несколько дней противники прощупывали силы друг друга, ограничившись взаимной рекогносцировкой и патрулями.
Не обошлось без стычек, из которых примечательный две. Первая произошла
25 ноября: "
Полковник гусарского Александрийского полка Русанов со своим эскадроном и ротой 4-го Егерского полка, под командою капитана Кулиша, был послан на рекогносцировку от Помехова на Модлин к Сохочину. На возвратном пути он заметил, что неприятель перерезал ему дорогу своей пехотой. Он решился оружием проложить себе путь сквозь пехоту, что ему и удалось без значительных потерь. Наша пехота была неоднократно окружаема неприятелем, полагавшим, что она не в состоянии уйти, но капитан Кулиш в своем критическом положении не растерялся. Он опрокинул приближавшегося к нему неприятеля с фронта, взял две небольшие батареи и принудил французов бежать до реки Вислы, где они бросились в лодки, при чем потеряли нескольких людей от наших выстрелов. Между тем неприятель занял дорогу в Помехово,  по которой наша рота егерей должна была проходить обратно. Капитан Кулиш был об этом извещен, и этот отважный капитан, несмотря на то, что дрался с утра до трех часов после полудня, и, имея уже весьма немного патронов, решился пробираться лесом, миновал деревню Врону и достиг благополучно Колозомба". (Конец цитаты - А.М. (3)*
Другое столкновение, также закончившееся для нас удачно, произошло 29 ноября, на том же участке. Выдвинувшийся в дозор к Висле казачий полк, под командованием
войскового старшины Иловайского 18-го (распространенная фамилия среди казаков - А.М) обнаружил в селе Закрочин отряд французской легкой кавалерии, вероятно выполнявшей аналогичную задачу. В завязавшемся затем коротком кавалерийском бою казаки выказали полное превосходство над французскими конными шассёрами - их отряд был рассеян, а офицер и 17 конных егерей попали в плен. На шум выстрелов французы выслали своим подкрепление - из ближайшего местечка Модлин вышел отряд пехоты, но казаки атаковали и его, "разогнали и многих перекололи".
(15)*
Вплоть до
конца ноября враждующие армии пассивно держались по разную сторону Вислы. "Французы не последовали за Беннигсеном, но довершили переправы на Висле: Бернадот, Ней и Бессьер в Торне, а Сульт и Ожеро - у Плоцка. Ланн, Мюрат и Гвардия оставались в Варшаве, только Даву выступил из Праги к Нареву, начав строить мост выше Модлина...". (9)*
Но 27 ноября произошли два значимых события: в Варшаву прибыл Наполеон, а в Пултуск - новый командующий объединенными русскими силами в Польше - фельдмаршал граф Каменский
. Назначение его диктовалось объективными причинами: обе армии, Беннигсена и Буксгевдена следовало поставить под единоначалие.
"Найти главнокомандующего было трудно, генерал Кутузов погиб в глазах общества, и особенно во мнении Императора, с того несчастного дня Аустерлица, - вспоминал Бенкендорф. - Наконец, общественный глас призвал к командованию старого фельдмаршала графа Каменского, который уже на протяжении 15 лет находился не у дел. Император уступил общему желанию. Армия была в восторге от этого выбора, не слишком зная, почему фельдмаршал известен только
жестокостями, которые он чинил в Молдавии, в Польше и в Финляндии, но это был вождь, и его жестокая репутация, казавшаяся свидетельством строгости и характера, заставляла смотреть на него как на единственного человека, способного противостоять Наполеону
". 16)*
Хотя биографические портреты не входили в авторские замыслы при работе над этой книгой, нам все же придется более развернуто коснуться некоторых персонажей, которых судьба столь нечаянно вынесла на страницы истории, и Михаил Федотович Каменский - один из них. Дабы не быть пристрастными, предоставим слово современникам.
"Что заставило государя назначить его главнокомандующим? Все терялись тогда в догадках..
, - пишет Фаддей Булгарин и сам же поясняет: "Опытные люди говорили, что это сделано для возбуждения народного духа, для того, чтобы припомнить славное время Екатерины Великой, которой память была священна для народа.
В этом духе прославлял назначение Каменского великий Державин, называя его в стихах своих: «мечом, оставленным Екатериною ». Каменского употребили в том смысле, как турки употребляют знамя Магометово
- только для вида".
(2)*
В мемуарах Ф. Вигеля мы находим следующую, куда более едкую ремарку:
"Он прославился при Екатерине в обеих войнах с турками, но она никогда его не любила за крутой и вместе вспыльчивый его нрав и за его жестокость... Уверяли, что совершеннолетних сыновей, в штаб-офицерском чине, приказывал он иногда телесно при себе наказывать.
Тогда, подражая Суворову, многие из генералов гнались за оригинальностью; в том числе и граф Каменский, и этою юродивостью он еще более рождал в себе веру".
17)*
Престарелый Каменский, которому на тот момент
исполнилось 69 лет, был вызван из своего имения и прибыл в Санкт-Петербург. Здесь он стал предметом всеобщего патриотического возбуждения и внимания: "Колонны батюшек и бабушек, дядюшек и тетушек, как будто войско, принадлежавшее Наполеону, лезли на приступ 9-го нумера Северной гостиницы, где остановился фельдмаршал. Всякий просил его о своем кровном, все просьбы были удовлетворяемы, и, к большему моему терзанию, я должен был быть свидетелем сборов к отъезду в армию многих моих знакомых и приятелей".
Очевидец, молодой офицер, оставивший нам эту живую картину, сам находился среди просителей, но, не имея связей и именитых ходатаев, так и не попал на аудиенцию. Тогда он решился на отчаянный шаг - поздно ночью, под самое утро решил проникнуть в гостиницу и постучать прямо в двери спальни фельдмаршала. Покои что удивительно, никто не охранял, на стук дверь отворилась и "маленький старичок, свежий и бодрый, является предо мною в халате, с повязанною белой тряпицею головою и с незажженным в руке огарком. Это был фельдмаршал.
Увидя меня, он остановился: "Что вам надо?"
. Я объявил желание мое служить на войне. Он вспыхнул, начал ходить скорыми шагами взад и вперед по горнице и почти в исступлении говорить:
"Да что это за мученье! Всякий молокосос лезет проситься в армию, когда я еще и сам не назначен к месту! Замучили меня просьбами! Да кто вы таковы?"
.
Я повторил мое имя. "Какой Давыдов?"
.
18)*
Как, возможно, читатель уже догадался, это был
"тот самый" Давыдов, будущий знаменитый партизан, а пока всего лишь 22-летний поручик лейб-гвардии гусарского полка Денис Давыдов. Ночной налет на гостиничный номер командующего стал его первым "партизанским" набегом. Зная, какие катастрофические последствия для армии принесло в дальнейшем назначение Каменского, Давыдов, писавший эти воспоминания уже в летах, на закате жизни, все же не покривил душой и представил нам фельдмаршала, каким он его увидел в тот вечер, в его воспоминаниях Каменский предстает вполне адекватным человеком в здравом уме и с отличной памятью:
"Я сказал имя отца моего. Тут он смягчился, вспомнил о своей приязни с ним и даже с дедом моим; начал поименно называть моих родственников, так что едва не добрался до выходца из Золотой Орды Минчака Касаевича, родоначальника Давыдовых...
... Я извинялся, что осмелился обеспокоить его в такой необыкновенный час.
"Нет, нет, напротив,- возразил он с пылкостию,- это мне приятно, это я люблю, это значит
рвение неограниченное, горячее; тут душа, тут сердце... я это знаю, я чувствую!"
18)*
И вот этому человеку, столь противоречивому
поступками и характером, было доверено командование армией и судьба Отечества.
Каменский выехал из Петербурга 10 ноября, жалуясь с дороги в письмах Императору на
болезни и незнание театра военных действий, и прибыл в Пултуск 7 декабря, потратив на свое путешествие без малого месяц. За время этого путешествия здоровье старого фельдмаршала совершенно расстроилось, это  был совершенно не тот Каменский, который в молодости водил войска против турок, и даже не тот "свежий и бодрый старичок",  представший ночью перед Денисом Давыдовым. 
В армию он явился полным инвалидом, с трудом способным передвигаться, полуслепым, обозленным и раздраженным на всех и вся, что вскоре самым пагубным образом сказалось на руководстве войсками.

© Авторские права: Александр Морозов. Москва. 20016- 2020 гг.

 Примечания к главе V

(2)* Фаддей Булгарин. "Воспоминания".

5*) Оскар Фон-Леттов-Форбек: "История войны 1806 и 1807 гг."

(9)* А.И. Михайловский - Данилевский. "Описание второй войны Императора Александра с Наполеоном в 1806 и 1807 годах".

15)* "Журнал военных действий Императорской Российской армии - с начала до окончания кампании, с Ноября 1806-го до июня 1807-го года".
СПб., при Императорской Академии Наук, 1807.

16)* "Воспоминания А. Х. Бенкендорфа. Зимняя кампания 1806-1807".

17)* "Ф.Ф. Вигель "Записки".

18)* Денис Давыдов."Встреча с фельдмаршалом графом Каменским".